Социальный эксперимент

12 Июн 2016, 08:13

В ближайшее время страну ждут серьезные испытания, скоро выборы. В связи с этим вновь хочется вернуться к вопросу, на который до сих пор нет однозначного ответа. Кто мы, россияне? Какой выбираем путь? Что нас ждет впереди?

То, что мы народ необычный, не похожий ни на какой другой, является аксиомой. И тот, кому довелось поработать на разных континентах, в разных странах, знает это и согласится со мной безоговорочно. Я не берусь ответить на тот перечень вопросов, на которые лучшие умы страны ищут ответ. Ищут и пока не сформулировали его достаточно внятно. Но как человек, имеющий опыт в международных коммуникациях, я хотел бы поделиться своими наблюдениями.

Поделится мне бы хотелось через призму сопоставления, что происходит тут и что я вижу там. Почему обязательно сопоставляя? Да потому что, если мы хотим выйти на мировые арены политических отношений не с оружием, а с аргументами другого характера, если мы хотим быть конкурентноспособными в области экономики, если мы хотим научится строить действительно устойчивые социальные системы, то мы должны согласится с тем, что у глобального мира есть чему поучиться, ну хотя бы в силу того, что их продуктами мы все активно пользуемся прямо сейчас.

Периодически возвращаясь, я вижу, как меняется Новосибирск, и некоторые из этих изменений радуют меня, а некоторые настораживают. Я не раз говорил, что в нашей ментальности, в ее генетическом коде, пока еще зашито чинопочитание, зашито то, что не дает нам развивать индивидуальные размышления, а это значит, что мы по-прежнему, в своем большинстве, ищем коллективных одобрений или опасаемся коллективных осуждений. Наследство, господа, вещь великая! В меньшей степени этому подвержена сегодняшняя наша молодежь. Она разная, как и наше поколение тоже. О нашей молодежи можно говорить долго, учитывая их разные социальные ориентиры, разное поведение, все они, наше настоящее, но что еще важнее, они будущее нашей страны. Несмотря на то, что этот вопрос является на самом деле одним из ключевых, мне хотелось бы остановиться на более общих формах. Сегодня меня интересует состояние общества вообще, а не локальный его сегмент.

В Новосибирске не стало меньше улыбающихся, хотя страна переживает не самые лучшие времена. Женщины по-прежнему настроены позитивно. Оно и понятно почему, они гораздо устойчивей к стрессам, но они моментально становятся настороженными, когда в обществе, рядом с ними появляются их дети. Детки начальных школьных классов, как лакмусовая бумажка, высвечивают сразу и без ошибок атмосферу социума, внутри которого они живут. Как порой поразительно отличаются глаза наших детей, от глаз детей, которые воспитываются в развитых и устойчивых социальных системах.

Простой, но яркий социальный эксперимент. Ребенок в Германии, Австрии, Люксембурге возвращается из школы, домой по улице, возраст восемь, девять лет. Проходя мимо, громко хлопаю в ладоши, он поворачивается ко мне, улыбается, с любопытством смотрит на меня, как правило поприветствует рукой или поздоровается. Тот же эксперимент с ребенком, но уже в Новосибирске, которого почти невозможно увидеть одного, без опеки, дает другой результат. Обычно, это выраженный испуг с втягиванием головы в плечи и вздрогнувшее тело. Когда он оборачивается, то вы не увидите улыбку у него на лице, это всегда сосредоточенное и напряженное лицо, но главное глаза. В этих глазах стоит настороженность взрослого человека. В одной из поездок с моей коллегой, в автобусе зарубежного аэропорта, нам повстречалась группа детей примерного в возрасте 10–11 лет, летящих с сопровождающей, которой было от силы лет шестнадцать. Я обратил внимание моей коллеги на то, какие у этих детей открытые взгляды, полные радости, дружелюбия и никакой тревоги — как у ее маленького сына. Она согласилась, но с поправкой на то, что пока ее сын находится в основном внутри семьи, а что будет дальше, когда он окунется в реальную, социализированную жизнь, она не знает. В этот же вечер, в гостинице по телевидению, я смотрел европейскую передачу о помощи детям Африки. Показывали замечательную школу, которую там построили европейцы, хорошо оборудованные классы, на детях была надета унифицированная школьная форма, но глаза, которые смотрели на камеру и не только на нее, были у них, как у маленьких зверьков, посаженных в клетку. Атмосфера общества, в котором живут дети, настолько ярко выражается в их глазах и поведении, что лучшего ответа на то, как живет общество, не найти. Кто и что формирует эту атмосферу, до деталей выяснять не стоит, но то, что основополагающим фактором здесь является система межличностных коммуникаций внутри самого общества, отрицать не имеет смысла.

В одной из колонок я делился своими воспоминаниями об общественных институтах советского времени, которые реально работали, и было их несравненно больше, чем сейчас, но нужно помнить о том, что в то время этим занимались государственные органы. Несмотря на то, что мы привыкли слышать, как все было плохо тогда, эти институты были реально общественными, и абсолютное большинство общества было в них вовлечено. Это были общества книголюбов, спортивные общества, огромное количество детских творческих кружков и прочих. Была построена система постоянно действующих состязательных мероприятий в спорте, в творческой деятельности, как детей, так и взрослых. Постоянно проходили соревнования в профессиональной области, и рабочие профессии тогда были в почете. Сейчас практически любое общественное объединение, созданное с помощью государства, как правило, обслуживает интересы тех, кто их создал. Естественно, что при таком условии, к реальному диалогу между обществом и государством это не может привести никаким образом. В развитых системах государства содействуют созданию таких институтов, очень тонко и деликатно реагируя на запросы общества. Я не раз наблюдал за работой клубов по интересам там и готов сказать следующее. То, что мы потеряли, у них работает и развивается. Но ведь у нас тоже государственная машина работает в интересах общества, скажет мне читатель, на что я буду вынужден промолчать.

Потеряв веру одну и находясь в поиске другой, общество посредством усилий президента Путина и его команды удержалось от распада государственности

В советское время коммунистическая партия, являясь реальным выразителем идеологии, на базе которой были построены социальные отношения общества, занималась продвижением своей идеи в массы. А массы, приняв эту идеологию, стали выражать свою точку зрения, базируясь на основных ее постулатах. Что хочет общество сегодня, однозначно сказать нельзя. Пережив конец советских восьмидесятых, начало российских девяностых, потеряв веру одну и находясь в поиске другой, общество посредством усилий президента Путина и его команды, удержалось от распада государственности. Далее, развивая систему социальных гарантий, оплачивая обществу его лояльность, государственные органы, планомерно используя имеющиеся у них возможности, наращивая свои экономические ресурсы, создали обществу приемлемый уровень комфортности. У отдельных элементов общества, конечно же, были разные запросы, но была и общая позиция. Обществу нужна была уверенность в завтрашнем дне, а уверенность ему демонстрировал, да и сейчас продолжает демонстрировать совершенно конкретный человек, поэтому выбор был очевиден. Несмотря на то, что общество несколько удовлетворило свои потребительские запросы, оно до сих пор не стремится к созданию общественных институтов, которые могли бы сформулировать консолидированный социальный запрос общества.

Федеральные административные органы иногда делают попытки создания общественных институтов, но строить общество из центра дело неблагодарное, процесс этот должен идти снизу, исходить из осознанной необходимости самого общества, а вот помочь ему понять, что дает такая инициатива самим людям, — другое дело. Как здесь не вспомнить бывшего премьера Черномырдина и его крылатую фразу: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда!»

Ну, а как себя ведут территориальные органы власти? Может быть, они, живя, в отличии от федеральных, непосредственно на земле, отвечая за социальную стабильность, за «устойчивое развитие», создают предпосылки для развития гражданских инициатив? Как и положено в системе вертикальных административных отношений, они ведут себя точно так же, как и их старшие товарищи, пытаясь подражать им во всем. Более того, слабо дееспособные в этом вопросе, они, в сложные экономические времена, эксплуатируя идею консолидации усилий, успешно обертывают в эту оболочку угодных или неугодных, присваивая им положительные или отрицательные значения. Задача эта простая, потому что пока это единичные экземпляры, но это пока. Ситуация может измениться, и тогда традиционные методы поляризации работать не будут.

Германия, восточная и западная, живут вот уже четверть века вместе. Нашумевшая и еще не прошедшая свой апогей история с беженцами из Африки и Аравийского полуострова поляризует не просто Европу. В самой Германии, на ее востоке и западе, к этой проблеме относятся по-разному. Восточная Германия, вдохнув в себя воздух советской идеологии, прожив с ней всего лишь сорок пять лет, проявляет себя значительно радикальнее, чем западная, и радикализм этот проявляется как правыми, так и левыми. Более консервативная западная Германия, конечно, не радуется происходящему, но они с пониманием и терпимостью относятся к тому, что их общество вынуждено нести эту нагрузку. Мы с советской идеологией не просто прожили какое-то время, мы рождены в ней, а насчет нашего радикализма заблуждаться не надо. Кровавые побоища наших бунтарей описаны в истории достаточно красочно, да и последняя Гражданская война показала, на какие подвиги мы способны. В отличии от восточной Германии, мы сейчас значительно спокойнее, чем они, но до каких пор? Почему наше общество, которое в отличии от прагматичных немцев, в своих генетических корнях несет колоссальную эмоциональную энергию, сейчас дремлет? Почему оно так инфантильно к своему собственному самоопределению и самовыражению?

Ответ может лежать где-то рядом, к примеру, может быть, в такой плоскости. В обществе нет сформированных им самим постулатов, которые точно определили, что есть хорошо, а что плохо. Есть ощущение того, что справедливость должна существовать, но какой она должна быть? Если концепция справедливости обществом не сформирована, не сформулирована его истеблишментом, а после этого не одобрена и не принята самим обществом, то тогда она, справедливость, у каждого своя, своя индивидуальная, личная справедливость. Тут мы столкнемся с многообразием неимоверных размеров, как собственно и потенциальным многообразием возможных конфликтов. В таком случае, если несправедливость возникает только в отношении одного человека, то в принципе сама справедливость, особо и не пострадает. А если увеличится число людей, пострадавших от несправедливости? А если несправедливость в отношении одного, коснется своим крылом значительной части населения, что тогда?

Насчет политической стабильности в регионах у меня есть сомнения, и в ближайшее время мы попробуем с вами понять, что происходит у нас в Новосибирске

Может быть, можно надеяться на генетическую память 1937 года? Это ошибочное суждение, как и попытка вернуть общество к памяти о Сталине. Опасность для страны состоит в том, что общество, не научившееся формулировать свои запросы демократическим путем, в случае резкого изменения социального положения может этой перегрузки не выдержать. И последствия будут не из числа радостных. Ответы могут лежать в других плоскостях, и этих ответов, как и вариантов сценариев, может быть несколько. Следует напомнить, что до тех пор, пока общество не испытает существенного дискомфорта, будет работать правило «лояльность в обмен на стабильность».

Следует напомнить еще и о том, что это правило работает только для федеральных органов. Как только социальная нестабильность проявится на территории, первым, кто от этого пострадает, будут сами территориальные органы, в первую очередь они пострадают от федералов и это будет справедливо. Почему? Да потому, что за все это время они так и не построили диалога с обществом, заменив его суррогатами и подделками. За все это время они так и не поняли, что у общества с властью не должно быть конфликта интересов, потому что власть должна быть выразителем воли общества. Глухой молчащего услышать не может. Чтобы услышать волю этого многообразия, нужно осознать необходимость создания реальных условий, для работы реальных общественных институтов, нужно учится слышать, а не говорить, лучше бы научится чувствовать, но это уже особый дар, в народе его называют талантом.

Я не знаю, как сейчас обстоят дела у кемеровчан, но, выступая на одном из госсоветов, Аман Тулеев, обращаясь к президенту, сказал: «Конечно, каждый регион, на мой взгляд, должен сохранить политическую стабильность и за счет этого дать вам возможность разруливать то, что вы делаете, глобальные шаги». То, что он разруливает, совершенно очевидно, а вот насчет политической стабильности в регионах у меня есть сомнения, и в ближайшее время мы попробуем с вами понять, с помощью проекта «Социальный эксперимент», что происходит у нас в Новосибирске.

Я говорил о социальных экспериментах, которые ставили другие, но как человек любознательный, я тоже решил попробовать. Мне показалось, что эксперимент необходимо ставить на знакомой тебе территории, с наличием реальной фактуры, с конкретными участниками и тогда чистота эксперимента, для научных выводов, будет обеспечена. Но, подумал я, если они ставили эксперименты сверху, исходя из своих собственных ресурсов, ожидая результатов внизу, то я, исходя из собственных, незначительных ресурсов, должен начать эксперимент снизу, но так, чтобы он, двигаясь вверх, затронув все элементы нашего иерархического общества, закончился на самом верху. Прям на самом, на самом. Да, да вы правы, у нас есть гарант конституции, нашей Российской конституции.

Начнется мой эксперимент на базе недавно услышанной истории. В морозный солнечный день, некое лицо, проезжая на шикарной машине, относящее себя не просто к чиновникам верхнего ранга, а еще и к офицерам высшего состава, увидело некую непотребность, то есть оптические волоконные линии связи, развешанные на столбах МУП «Горсвет». Ему не понравилось, как они висят. Ну и что из того, что Россвязьнадзор выдал операторам связи лицензии. «Убрать! Немедленно!» — рявкнуло оно. Услышав это, я вздрогнул и подумал: хорошо, что пока не расстрелять. Говорят, что приказ был выполнен незамедлительно, несмотря на то, что вначале они разрешили, потом брали деньги, а потом они просто решили, хочу не так, хочу по-другому.

Нам нужны старшие офицеры, которые помогут своим подчиненным понять, что такое офицерская честь

«И что никто не возразил что-либо по существу?» — спросил я собеседника. «Пытались сказать, что есть регламент, есть федеральный закон о связи» — пояснял мне, мой собеседник. Но «лицо» было несказанно удивлено дерзостью возражающих. Снисходительно, с улыбкой Берии, оно внушительно произнесло: «Закон здесь я!» Мы дальше продолжали беседовать, но в голове настойчиво стучалась мысль — что-то это мне напоминает, что-то из истории, и совсем не такой давней. Уж не начало ли это Красного Террора? Да нет, глупости, подумал я, сейчас этого не может быть, даже в начале девяностых бандиты себя так не вели, это что-то другое. Может быть это особенности национального поведения? Ну как, например, в фильмах «Особенности национальной охоты», «Особенности национальной рыбалки». Наверняка существуют и другие особенности. А, может быть, мой рассказчик просто фантазер, подумал я с надеждой. И задал ему аккуратно вопрос: «А свидетели-то есть?» «Конечно!» — сказал он и продолжил: «Когда вы приедете в следующий раз, я приведу их к вам и обязательно принесу оригиналы подписанных документов!»

Я возвращался домой за рулем своего автомобиля по вечернему Новосибирску. Мягкое шуршанье шин, красиво подсвеченные улицы, гуляющие по ним люди. Все это создавало другую картинку, отличную от той, к которой я прикоснулся. Пропустив впереди себя спешащего куда-то водителя, увидел, как он, поблагодарив за понимание, поморгал мне аварийными сигналами. Приятно, и ведь наверняка обычный человек, приятно потому, что несмотря ни на что, мир меняется в лучшую сторону.

В последнее время я ощутил, как в Новосибирске существенно изменилось поведение сотрудников ГИБДД на дороге, очевидно, что на службу приходит все больше и больше настоящих офицеров, и эти положительные моменты практически отмечают все. Вот тебе и на, подумал я, а ведь они тоже чиновники, живут в одном городе, ходят по одним и тем же улицам. Но почему поведение одних начинает вызывать уважение, а другие в это же время начинают деградировать и вести себя так отвратительно. Может быть, эти люди, работая в разных системах, подражают своим непосредственным руководителям, которые безусловно являются для них примерами? Если это так, то выбор президента оказался удачнее, чем наш с вами. И это с одной стороны огорчает, но с другой — радует. Нам нужны старшие офицеры, которые помогут своим подчиненным понять, что такое офицерская честь. Судя по действиям руководителя этой службы, с теми, кто этого не понимает, он долго не работает. Я как-то приводил пример, что все маленькие мальчишки Германии мечтают быть полицейским, и это самая высокая оценка обществом роли этих офицеров. Не все плохо и в нашей жизни, есть много моментов, которые вызывают улыбку.

Ах да, насчет эксперимента! В следующем выпуске, в этом же месте, после встречи с участниками событий.