Борис Мездрич: «Что случилось с Новосибирским театром оперы и балета? Беспредел полный»
Экс-директор Новосибирского театра оперы и балета Борис Мездрич, уволенный после скандала вокруг оперы «Тангейзер», рассказал, что думает об изменениях в оперном, введенных Владимиром Кехманом, как нарушение протокола во время визита Путина стоило ему должности в Омской драме и чем измерять чувства верующих.
Тайга.инфо частично перепечатывает интервью Мездрича омской газете «Коммерческие вести».
О конфликте с омским губернатором из-за визита Путина
— Борис Михайлович, можно сказать, только недавно смолкли слухи о вашем уходе из Омской драмы. Его связывали с приездом президента Владимира Путина. Якобы на фотографии коллектива театра не оказалось губернатора Леонида Полежаева, что вам и аукнулось. Расскажите про тот период вашей жизни.
— Разговора с Леонидом Полежаевым у меня на эту тему потом не было, чтобы я его прямо спросил, связана ли моя отставка с тем посещением или нет. Расскажу так, как я это увидел. Президент вместе с полпредом Леонидом Драчевским и руководителем администрации президента Дмитрием Медведевым был у нас в театре в феврале 2001 года. В ложе, рассчитанной на восемь мест, были помимо них и людей из администрации президента Леонид Полежаев,
141933
— А что в этом такого?
— Губернатор, видимо, посчитал это нарушением протокола. Во время первого антракта президент вел переговоры с кем-то из командующих военным округом, который приехал в Омск к нему на собеседование для дальнейшего назначения. Вместо 15 минут он задержался на 30. Потом было еще два «сюжета». После спектакля актеры пришли в фойе второго этажа для встречи и фотографирования с президентом. Один московский телеоператор всю эту процедуру снимал и держал в основном, конечно, президента в кадре. Теснота, куча народу. Ему кто-то перекрыл обзор. Этим кем-то оказался Леонид Константинович. Оператор одной рукой держал камеру, а второй похлопал ПОЛЕЖАЕВА по плечу: «Товарищ, подвиньтесь!». Не знаю, кто еще говорил в нашей области ему: «Товарищ, подвиньтесь»…
можно было еще человека два поставить рядом с президентом. Но я думал, что скомандует кто-то оттуда, из службы протокола. И вижу: полежаев мрачен. Уже после спектакля дома с женой мы обсуждали: «Ну все, финиш»
— Вы загораживаете мне солнце…
— Следующий сюжет. Когда делали групповое фото: вокруг президента собрались актеры, технический персонал театра, всего человек 30. За кадром остались Полежаев, Медведев, Драчевский, Варнавский, зам. федерального министра культуры. Было напряжение. Можно было еще человека два поставить рядом с президентом. Но я думал, что скомандует кто-то оттуда, из службы протокола. И вижу: Леонид Константинович был мрачен. Уже после спектакля дома с женой мы обсуждали: «Ну все, финиш». Я хорошо знал психотип Леонида Константиновича, он такие вещи не забывает. А был и еще один сюжет. Уже по окончании вечера пресс-секретарь президента подошел ко мне: мол, раз я встречал гостей, я и должен провожать. Была февральская ночь, морозно. Я в одном пиджаке. Стоял микроавтобус. Мы вышли через парадный вход — я шел последним. Полежаев с президентом сели в машину на средние сиденья за водителем, сзади охранник и пресс-секретарь. Я увидел, как пресс- секретарь сказал Путину, что надо-де попрощаться с директором театра. Президент — человек быстрый: он вышел из машины. У Леонида Константиновича получилась странная позиция. Он вроде как находился рядом, но сидел в машине, а мы с президентом стояли на улице… Минуту — не больше. Вот такой сюжет в трех действиях.
120448
— Потом кто-то вам позвонил и сказал, что все — нужно уходить?
— У меня как раз заканчивался контракт 1 августа. За два месяца положено предупреждать о расторжении, и в мае мне сказали, что контракт со мной продлеваться не будет. Из управления культуры мне передали: «Леонид Константинович не рекомендовал подписывать контракт». За пару дней до 1 августа начальник управления культуры Омской области Владимир Шалак позвал меня к себе, там уже сидели два его зама и замгубернатора Тарелкин. Я не стал даже садиться. Расписался, забрал себе на память копию контракта. Все решилось за полторы минуты. Я ушел. Они, наверно, думали, что я судиться буду, но это в мои планы не входило.
О «Тангейзере»
— Давайте вспомним о скандале с «Тангейзером». В детали вдаваться не будем, это вполне подробно освещала пресса. Простой вопрос. Вы не жалеете о том, что тогда отстаивали свою позицию? Если бы заранее знали об исходе ситуации, поступили бы так же?
— Я просчитывал все варианты. Скажу честно: иначе бы не поступил. Меня всю жизнь убеждали, что если есть серьезный профессиональный результат — а у «Тангейзера» он есть, то это стоит того. И это не мой субъективный взгляд. Экспертный совет «Золотой маски» посмотрел спектакль «живьем» почти в полном составе: 10 из 11 прилетали в Новосибирск. Во время моей работы театр получил 18 «Масок», но такого внимания на этапе отбора никогда не было. Когда председатель экспертного совета Екатерина Бирюкова называла финалистов премии, собирая пресс-конференцию, она открыто признала, что «Тангейзер» был фаворитом обсуждения. Но к тому времени его уже снял с репертуара новый директор театра, и спектакль не мог участвовать в программе. Хотя, конечно, и этот вопрос можно было решить. Знаете, когда 15 минут после окончания спектакля длятся овации стоя… (А театральное ухо очень натренировано на температуру аплодисментов). Это что-то да значит! Думаю, это достойная постановка.
То, что вокруг «тангейзера» устроили маскарад, — отдельная тема. Это технология министра Владимира Мединского
То, что вокруг этого устроили маскарад, — отдельная тема. Это технология министра Владимира Мединского. Он прикрывается зонтиком в виде общественного совета, который специально собирается. Я сразу все понял, когда прилетел на него. В зале было темно от церковных одежд — это собралась московская патриархия. А уже было решение суда — состав правонарушения отсутствовал. Я видел заявления в Следственный комитет — они были сделаны одной и той же рукой. РПЦ инициировала поправки в закон об оскорблении чувств верующих. Но нет такого прибора, который бы замерил эти чувства! А чувства неверующих? Они не оскорблены? Этих людей был полный зал, который аплодировал стоя четыре спектакля подряд. Это не граждане? Из верующих только одна женщина была реальной — выпускница консерватории Бусик-Трофимук, которая посмотрела только полтора действия, ушла со спектакля и написала письмо митрополиту Новосибирскому и Бердскому Тихону. Дело «Тангейзера» оказалось показательным. Спектакль пикетировали приверженцы радикального православия — иначе никак не могу назвать ребят, которые стояли у театра накануне третьего спектакля.
119909
— Так сейчас театру легче дышится?
— В Москве все по-другому. Там демонстрационный демократизм, пытаются соблюсти некий баланс. Иначе распределены силы влияния. Нет моновласти, которая есть в регионах в лице губернаторов. Но и то — громили выставку в Манеже, под двери МХТ подложили свиную голову… После выступления Pussy Riot появилась статья в Уголовном кодексе. Текст тот же, что и в оскорблении чувств верующих, а сроки реальные.
— Сейчас соблюдаете какие-то границы, чтобы история не повторилась?
— Я действовал и действую ровно в рамках существующего законодательства.
О деньгах в театре и деле Серебренникова
— У вас внушительный опыт управления театрами. Возможна ли самоокупаемость театра без потребления бюджетных средств?
— Такой возможности нет, если не говорить об антрепризных театрах. В России около 700 стационарных, репертуарных театров. Федеральных театров (учредитель — Минкульт РФ) — 23, все в Москве, чуть-чуть в Санкт-Петербурге, еще — Екатеринбургская опера, Ярославская Драма, Новосибирская Опера. В среднем порядка 30% составляют внебюджетные средства у всех театров. Театр Вахтангова финансируется из бюджета на 50%, но в два раза больше зарабатывает сам. Существует «дорожная карта», которую учредитель выставляет театру на предстоящий год, она устанавливает уровень средней зарплаты основного персонала театра. Ниже опускаться нельзя. Эта планка постоянно растет.
А посмотрите индекс средних цен на билеты в театры и индекс потребительских цен. Последний практически не поменялся за последние годы. Но что мы видим? Начиная с 2005 года, цены на билеты стремительно растут. Почему так происходит? Из-за «дорожных карт», недофинансирования театров. К чему это приводит? Меняется структура зрительской аудитории. Из-за фактического снижения доступности театра семьям с низким доходом пришлось отказаться от такого досуга. Театр постепенно превращается в элитарный вид искусства, что принципиально расходится с основами государственной культурной политики, утвержденной в 2014 году указом президента РФ.
— А как вообще формируется цена на билет?
— Все идет от «дорожной карты». Ценой на билет театр пытается компенсировать недофинансированность. Расчет идет от количества показов спектаклей. Нужно посчитать, сколько внебюджетных средств получится направить на выполнение дорожной карты.
— Но ведь цены невозможно повышать постоянно. Насколько театр подошел к «последней черте»?
— Традиционная бизнес-модель не годится для театров. Проблема появится, если постоянные зрители (те, кто посещают каждую премьеру сезона — интеллигенция, бюджетники) не смогут себе позволить прийти в театр. Что случилось с Новосибирским театром оперы и балета? Директор отменил приглашения для прессы, партнеров. Беспредел полный. Обычно в таких театрах показывают оперу и балет 50% на 50%. Иногда бывает небольшой перекос в сторону балета, потому что он продается лучше. Но в Вене, например, наоборот: там только 7% балета, а больше 90% - опера. В городах, где много таких театров — Париж, Москва, — проще. А в регионах нужно соблюсти баланс, чтобы было разнообразие. В Новосибирске пять учреждений федерального подчинения — театр оперы, консерватория, балетный колледж, музыкальная школа и цирк. Я, когда пришел туда, был в шоке — между консерваторией и театром просто мировая война! Это удалось исправить. Так вот, сейчас там 75% балета, чтобы деньги собирать. Цены задраны до безумия. Сократилось количество мест (было 1774, сейчас — 1201).
135062
— Доход увеличился?
— Увеличился. Но цены на билеты космические, а оперная часть сильно сжалась.
— Но ведь директор исходит из того, на что есть спрос. И закрывает свои цели.
— Но зарабатывание денег — не цель театра! В законодательстве это не прописано. И министр не имеет права, отчитываясь перед президентом, начинать доклад с вопроса сборов денег. Деньги для театра — условие для создания искусства, не более того.
<…>
— Как относитесь к делу Серебренникова? Вы же как директор можете оценить, возможны ли там в принципе финансовые нарушения.
— Можно было, конечно, избежать некоторых процессов — понятно, что были у них какие-то обналички. Сейчас с бюджетными средствами такое сделать уже невозможно — другое законодательство. Части документов у них нет, что очень плохо. Но я работал с Софьей Апфельбаум (бывший руководитель департамента государственной поддержки искусства и народного творчества Минкульта, возглавлявшая ведомство в то время, когда проекту Серебренникова выделили средства. — прим.). Я ее очень хорошо знаю, у нее не может быть нарушений. Только если их не придумать. Это один из редких профессионалов, прекрасно разбирающихся в театре, с ней можно обсуждать любой вопрос. Я сам пережил массу проверок и в Омске, и в Новосибирске, и в Ярославле.
«Коммерческие вести», Анастасия Павлова, 27 января 2019 года